Лучший и единственный костюм Николая Ивановича.

  Николай Иванович начал приходить в себя, когда солнце поднялось уже достаточно высоко и стало припекать его обширную лысину. Он открыл глаза и обнаружил себя, лежащим на земле, под развесистым деревом, тень от которого уже переместилась от его головы и не спасала больше от лучей восходящего к зениту солнца. Николай Иванович поспешил снова убраться в тень, удобно оперевшись спиной о массивный ствол гостеприимного дуба. А может быть клена. Но точно не тополя.
- У тополя совершенно другая кора. - Почему то подумал Николай Иванович - Гладкая кора. Наверное, удобнее было бы сидеть под тополем. Но это сейчас неважно и не потому, что тополей рядом не растёт, а потому что я вообще не понимаю, где я нахожусь. Видать хорошо мы с друзьями вчера посидели.
 Николай Иванович оглядел сначала себя. На его крупное тело, с выпиравшим вперед животом, был надет его лучший костюм. Собственно, это был его единственный костюм, который он уже лет 15 надевал по большим праздникам. На свой день рождения, на день рождения жены, сына, внуков, на Пасху или когда они с женой шли на день рождения к кумовьям или дальним родственникам. А куда еще в их селе можно было надеть костюм?
- Значит, вчера мы что-то праздновали - логично подумал Николай Иванович - Вот, только бы вспомнить, что именно.
Порывшись в закутках памяти, он понял, что напрочь не помнит вчерашний день. За то, обнаружил, что его лучший и единственный костюм изрядно испачкан землей и травой.
- Грязный, как боров - подумал Николай Иванович. - Как старый жирный боров - именно так всегда говорила его жена, когда он пьяный и грязный возвращался вечером домой, после посиделок с кумом и другими старыми товарищами, с которыми они любили вечером выпить водки, вдали от жен. А что еще делать в их селе, после того как все дела по хозяйству уже сделаны?! Последние лет десять он частенько любил проводить так вечера. Перебрав, нетвердой походкой возвращался домой и часто падал. Вот тогда жена и называла его "старым жирным боровом" и это были еще самые приличные слова, которыми она его называла. Когда он перебирал слишком уж сильно, и самостоятельно передвигаться не мог, он при помощи и поддержке кума, шел ночевать к нему. Благо, кум овдовел несколько лет назад, и пилить, за пьянку,  их было некому. Так, что жена Николая Ивановича уже привыкла к тому, что он дома может не ночевать.
- И все-таки, что же мы вчера так отмечали, что так набрались и кум не смог даже довести меня к себе домой?
Николай Иванович огляделся вокруг, пытаясь понять, где же он провел эту ночь. Близоруко сощурившись, зрение в последнее время стало подводить его все больше, он пытался понять, что это за странные сооружения вокруг него.
- Да, это же кладбище - понял Николай Иванович и ничуть не удивился. Когда теплело, они часто пили именно здесь. Здесь было много свободных лавочек, в отличие от маленького парка, в центре села, где постоянно бегали дети. И здесь было всегда тихо, в отличие от единственного кафе, где всегда собиралась сельская молодежь.
- Самое место для таких стариков как мы, - любил шутить кум Николая Ивановича - тихо, спокойно и постепенно привыкаешь к будущему месту жительства.
Кум, у Николая Ивановича, был большим любителем сомнительных шуток, которые, в большинстве своем, веселили только его. Даже на похоронах собственной жены, он, улыбаясь, громко сказал: "Давайте положим ее в гроб на бочок, чтобы не храпела", и был весьма удивлен, когда над его шуткой никто не засмеялся.
Теперь, когда Николай Иванович понял, где он находится, пришла пора идти домой и получать от жены заслуженную взбучку, которая сегодня будет особенно яростной, поскольку его костюм сильно испачкан. Впрочем, Николай Иванович уже давно привык к этим взбучкам и воспринимал их как само собой разумеющуюся плату за хорошо проведенный вечер с друзьями и рюмкой, как и утреннее похмелье.
- Кстати, похмелья я сегодня особо и не чувствую - прислушался к своим внутренним ощущениям Николай Иванович - видать водку вчера взяли хорошую. Явлюсь сначала к жене, выслушаю ее ругань и упреки, а потом пойду к куму, узнаю, что мы вчера праздновали, да и похмелиться не мешает, хоть голова и не болит - решил он.
 Николай Иванович, тяжело, как человек, вчера изрядно перебравший и страдающий к тому же излишним весом, поднялся на ноги и слегка пошатываясь, побрел домой. Благо, от кладбища до дома было совсем не далеко. По дороге он выяснил, что чувствует себя просто прекрасно, не беспокоила его не только голова, но и ноги, которые в последнее время сильно болели в коленях. Врачи сказали, что это старческий артрит и с этим уже ничего не сделаешь. Впрочем, водка отлично помогала и от болей в коленях. Единственное, что вызывало дискомфорт, это сильно распухший язык, которым было тяжело ворочать, и который с трудом умещался во рту.
- Сейчас, дома, компота выпью, а потом, у кума, рюмочку опрокину и буду как новенький - улыбнулся он своим мыслям.
 На улице было пусто и Николай Иванович, никого не встретив, не спеша, пошел к своему дому. Открыл калитку, сделал два шага по двору и остолбенел. Прямо посреди двора, за столом, сидела вся его семья, его кум, родня жены и соседи. Они пили и закусывали. Как раз в тот момент, когда он вошел, его кум стоял с поднятой рюмкой.
- Вот, гады, сами пьют, а про меня совсем забыли - немного обидевшись, подумал Николай Иванович и шагнул к ним, протягивая руку за рюмкой.
- И мне налейте! - хотел сказать он, но из-за распухшего языка и сухости во рту, получилось лишь невнятное, но весьма громкое бормотание.
Все собравшиеся за столом, на несколько секунд, так и замерли, с поднятыми рюмками и открытыми ртами. А потом...
- Свят-свят, выходец! - истерично завопила сестра жены и начала быстро креститься.
- Твою мать, на третий же ж день... - громко сказал кум и выронил рюмку.
Потом, все начали вскакивать с мест, опрокидывая стулья и лавки, и разбегаться в разные стороны.
- Дедушка - завопила маленькая внучка и побежала к Николаю Ивановичу, но невестка схватила ее за руку и потащила в другую сторону.
 Только его жена так и осталась сидеть во главе стола, не моргающим взглядом глядя прямо на мужа. Черный платок, который она зачем то одела, съехал ей на затылок, открывая седые волосы, зачесанные назад.
Николаю Ивановичу вдруг стало очень стыдно, что он провалялся пьяный, на кладбище, всю ночь. К тому же испортил свой лучший и единственный костюм. Ему нестерпимо захотелось обнять жену и попросить прощения, за все те тревоги, которые он ей доставил, своим пьянством, в последние годы.
- Прости меня, я больше никогда не буду пить - сказал он, но снова вышло только невнятное бормотание.
А потом он обнял жену, за плечи, и со всего размаха вонзил зубы в ее рыхлую шею.
Во все стороны брызнула алая кровь, окончательно испортив лучший и единственный костюм Николая Ивановича.

==============================

А.Д.
28.04.12.